В Винницкой тюрьме №1 приговоренные к высшей мере – пожизненному заключению – принимают монашество. Там уже два монаха и еще 16 послушников, которые в будущем тоже могут принять постриг. Может, они таким образом рассчитывают на помилование? Или жизнь в тюрьме – это и есть, по сути, монашество? «Пожизненники» – в большинстве своем убийцы, и у них есть время подумать над своим поступком и раскаяться. А ведь покаяние и лежит в основе христианства. Может, они – убийцы – даже более искренние христиане, чем те, кто по воскресеньям ходит в церковь, молится для проформы и считает, что живет как все, не хуже других? Есть ли истинная вера без настоящего раскаяния? Ответы на эти вопросы мы искали в Виннице.
Десять лет до пострига
Тюрьма есть тюрьма – режимный объект. Чтобы попасть на ее территорию, нужно пройти не одну преграду. Щелкают замки, открываются решетчатые двери проходной. В тюремном дворике пусто, только впереди толкают тележку с отходами два зэка-хозработника в сопровождении надзирателей. Снова бесконечные железные двери, переходы, пропускники, лестницы. На третьем этаже административного здания учебные классы.
– Вам туда, – офицер показывает на дверь кабинета. – Вас уже ждут.
Внутри самый обычный школьный класс с шестью партами, правда, перегороженный ажурной решеткой, за ней – еще парты. Там специально отведенное место для пожизненно заключенных. За одной сидит мужчина приятной внешности в синей робе и со странной шапкой на голове. В глаза бросаются очки в тонкой оправе, наручники на запястьях и толстая книга на столе.
– Осужденный Чистяков Андрей Николаевич, – подхватывается мужчина при виде офицеров.
Знакомимся. Только после разрешения охранников он присаживается на стул – дисциплина. Есть возможность хорошо рассмотреть собеседника, и надо сказать, что он прекрасно выглядит – чисто выбрит, аккуратно подстрижен, на щеках легкий румянец. Ему 39, но на свои годы не тянет. В облике – смирение и одухотворенность. Он первый из местных сидельцев, кто принял постриг.
– Попал я сюда, когда мне было 25 лет. Жизни не знал, в друзьях разбираться не умел, – рассказывает Андрей. – В начале 90-х годов учился в Одесском университете на историческом факультете. Помните, что это за времена? Сахар и мыло по талонам, безденежье, наш декан ходил в брюках, протертых на коленках. А хотелось жить на широкую ногу. Вот и пытался деньги зарабатывать. Как-то я с несовершеннолетним подельником поехал на встречу с двумя моими партнерами по бизнесу. Вспыхнул конфликт, и мы их убили. Мой подельник уже отсидел 7 лет и вышел. На судьбу не ропщу. Пути Господни неисповедимы. Наказания посылаются, чтобы испытать человека.
В тюрьме Андрей поверил в бога
– До 2000 года я даже в церкви ни разу не был. Впервые побывал в храме Одесского СИЗО и понял, что должен принять крещение, – объясняет заключенный. – Словно глаза открылись. Человек не сам приходит к Господу, его привлекает Господь в определенное время. А когда 13 лет назад в Винницкую тюрьму впервые приехал настоятель монастыря отец Матфей, он мне сказал: «У Господа не было другого пути, чтобы остановить тебя».
Тогда Андрей и решил стать монахом. Но путь к этому пришлось проделать длинный. Ни одна из конфессий не брала на себя смелость благословить заключенных на монашество. Ведь быть монахом не в стенах монастыря хоть и не запрещено, но не принято. Благословение дал митрополит Виталий, представитель Русской православной церкви за границей. До пострига Андрей 10 лет был послушником.
– Пять лет назад меня пытались лишить послушания за то, что я расписался со знакомой мамы, чтобы удочерить двух девочек-сестер, – признается Андрей. – Но у меня теперь есть дети, пусть и не родные. Их воспитывали и растили мои родители. Я их видел только несколько раз – они приезжали на свидание. Но есть фото.
Андрей достает тоненький фотоальбом и гордо показывает семейные снимки. Гордится, что старшая дочь уже вышла замуж.
Быт пожизненно осужденного в чем-то похож на быт монаха-аскета — камера, как келья, и лишь там, да еще в тюремной церкви можно носить монашескую одежду, а во всех остальных помещениях надо переодеваться в синюю робу заключенного. Только голову разрешают оставлять покрытой. Нельзя соблюдать пост, потому что не выбираешь, что будет в меню. Поэтому монахи и послушники в тюрьме от поста освобождены. Почти все время Андрей проводит в камере.
– Я изучаю православную литературу, а этот год посвятил скудейству – изучению храмового устава и богослужения, – объясняет Андрей. – И если Бог даст выйти на свободу, был бы рад служить в церкви.
Но на волю Андрей не рвется. Не хочет заниматься мирскими хлопотами.
– Если сейчас меня освободят, даже страшно становится: вдруг не успею все дочитать. На свободе будет не до этого. Братья приезжали и рассказывали, что они сейчас работают не покладая рук, скит под Киевом строят, им не до чтения.
Через 25 лет каждый пожизненно заключенный может подать прошение о помиловании. Это шанс выйти из тюрьмы. Андрей подавать прошение не собирается.
– Я не рассчитываю на помилование от людей, – заявляет монах. – Миловать может только Царь. Да и люди теперь не умеют прощать. Я не слышал, чтобы потерпевшие, как раньше было принято у верующих, прощали преступникам то, что они совершили.
– Но вы-то раскаялись в совершенном?
– Не могу сказать, что полностью. Сначала я очень злился, что меня отрезали от мира и отправили сюда. Мне все напоминали, что я человекоубийца. Это жестоко.
«Не нам решать, кому жить, а кому нет»
– Вы говорили о прощении – получается, родственники убитых вами людей должны вас простить?
– Если рассуждать с христианской точки зрения, то они должны понимать, что без воли Господа с человека даже волос не падает. Если Господь разрешает такому случиться, он подчас забирает человека в самые цветущие, самые лучшие годы. Значит, человек уже был готов к этому. Почему Господь одних избирает, а других нет? Один еще живет, а другой уже в земле гниет? Почему не я на том месте оказался? Каждый должен задуматься. Это суть христианства.
– Народные избранники планируют вернуть смертную казнь. Как вы считаете, это правильно?
– Они не заботятся о спасении души человека, их интересует только материальный аспект – экономия. Они в душе материалисты. Нельзя всех под одну гребенку. Пройдет время, и тот же Оноприенко или Ткач может раскаяться и спасти свою душу.
– Если завтра Рада снимет мораторий на смертную казнь и всех ранее приговоренных казнят, вы готовы к этому?
– Я спокоен. Неправда, что судьба человека находится исключительно в его руках – она в руках Божьих. Но это значит также, что человек не может решить, кто заслуживает жить, а кто – умереть.
Скажу честно, Андрей меня убедил. И словами, и, главное, внутренней уверенностью. Но не полностью. Убедил в отношении себя, а вот в то, что монашество может стать спасением для всех преступников, не верю. Потому что при всей правильности слов Андрея, я сразу вспомнила другие слова – Варлаама Шаламова. Они из другого времени, когда заключенных пытались перековать на строительстве Беломорканала, из другой страны. Но из той же тюремной жизни:
«Каждый блатарь был готов перековаться... Блатари очень живо чувствуют слабину, дырку в том неводе, который власть пытается на них набросить. Какой начальник рискнет связываться с блатарем, если тот решил перековаться, требует перековаться? Какой лагерный начальник, будучи убежден, что перед ним – обманщик, лжец, рискнет не выполнить приказ свыше, новой установки, о которой блатари осведомлены не хуже лагерного начальства?»
