С украинским актером, звездой киевского Молодого театра Алексеем Вертинским мы встретились в ресторане в центре Киева. Смотришь на Алексея – моложавый, подвижный, а вот глаза не блестят. Даже когда актер улыбается, они остаются печальными. И неслучайно: весной Вертинский похоронил свою жену Татьяну, с которой прожил более 20 лет. Единственное утешение, оставшееся сейчас в его жизни, – это дочь Ксения. Во время интервью Алексей плакал – впервые после потери актер излил душу.
– Сейчас я занят в украинско-французском проекте, потом у меня по два спектакля в Армении и Грузии, – делится Вертинский новостями, – Затем снова прилетаю в Киев и улетаю к е...ной матери в Финляндию! Моя сестра с мужем купили остров недалеко от Хельсинки. Просил дочку Ксюшу поехать вместе со мной: «Представляешь, одни на острове! Мне одному страшно ночью!» Но она отказалась. Хочет, чтобы рядом с ней был полноценный мужчина, а не ее притоптанный папенька.
– Вы что, темноты боитесь?
– Да, с детства. Я жил в Сумах в сталинском красивом доме. Помню, боялся один заходить в подъезд – лампочки никто не вкручивал, и мне нужно было в темноте проскочить мимо подвала. Паника! До сих пор даже в своей квартире не очень люблю ночью идти писать. Везде оставляю ночники. И Ксюша моя такая же.
– У вас с дочкой доверительные отношения?
– Очень странные. Ей 22, и в чем-то она без меня обойтись не может: «Лешик, мне нужен твой совет». Ксюша редко называет меня папой. Встречаемся, например, после спектакля на кухне (Ксения Вертинская – актриса Национального академического драматического театра им. Ивана Франко. – «Взгляд»). Дочь говорит, что кто-то из актеров ей посоветовал сыграть роль так-то и так-то. Я ей на это – «Ксюша, гони всех на х...й! Ты должна работать только так, как чувствуешь. Тогда состоишься как актриса и личность».
– А кто вам самому, когда были молодым актером, давал советы?
– В отличие от других студентов (Вертинский окончил Московское эстрадно-цирковое училище. – «Взгляд»), я каждый свободный вечер перся в театр. Обошел в Москве все театры. Учился я у артистов – молодые Догилева, Караченцов. Именно в тот период мне захотелось существовать на сцене так, чтобы каждый сидящий в зале сказал: «Е... твою мать! Я хочу возвращаться в этот театр! Хочу, чтобы он стал моим домом». Но к концу жизни я стал сожалеть, что избрал путь актера.
– Почему?
– Потому что повлиять на зрителя ты можешь только через свою нервную систему. А это саморазрушение. Я такой неврастеничный! Накануне даже незначительного спектакля могу ночь не спать. Мысли наваливаются, я пью всякую х...ню, чтобы успокоиться. И дочка пошла в меня, мне ее жалко. С детства я мечтал стать актером, но хотел играть в сумском театре (Вертинский родом из Сум. – «Взгляд»), а не в киевском или московском. Мне чужда вся эта мишура. Но так получилось, что меня отовсюду повыгоняли. Из Сум, из Ужгорода. Меня не любят, не принимают! Любят лишь зрители.
– Почему вы думаете, что вас не принимают?
– Когда тебя выгоняют из театра с записью в трудовой о том, что ты уволен по «аморальной» статье, это как называется?! Но мы же не трахались на полке в поезде с той Катей! Да, я был пьян, отрубился, она прилезла и, видимо, стянула с меня трусы. А потом написали официальное письмо. Подписалась вся труппа, тогдашние друзья! Но я-то знаю, какой я пьяный. Что ничего и не встанет.
– Как на все это отреагировала ваша жена Татьяна?
– Она меня поддержала! Мы так любили друг друга, что нам не надо было оправдываться. А потом мне предложили работу в сумском театре, мы продали квартиру и уехали в Сумы. Но оттуда меня тоже выгнали. Люди не любят независимых. Им почему-то кажется, что независимость – это грех. Но без работы я не сидел – были «халтуры», вел «огоньки», вечеринки.
– Но депрессии, проблемы с алкоголем у вас все равно были.
– Знаете, когда я решил для себя, что больше не пью? Когда после пьянки проснулся утром и вижу, как Танюшка гладит по щеке маленькую Ксюшу: «Это надо съесть». И тут я подумал: как же так вышло, что никто в жизни, даже родная мама, меня так не погладил. И попросил: «Танюх, а ты не могла бы меня, как сейчас Ксюшу, супом накормить?» И жена кормила меня из ложечки. Вот тогда я понял, что больше пить не буду. Таня умерла 29 марта. С ее уходом мне очень ху...во. Иногда так невыносимо, что хочется застрелиться. Но одна моя знакомая говорит, что если я наложу на себя руки, то в следующей жизни мне придется «доработать» ту, которую я прервал... Поэтому нужно выпить эту чашу до дна.
– Ваша жена умерла от неизлечимой болезни?
– У нее был БАС (боковой амиотрофический склероз – медленно прогрессирующее, неизлечимое заболевание центральной нервной системы, при котором наступает паралич и атрофируются мышцы. – «Взгляд»). У Дмитрия Шостаковича было такое же, но уже после шестидесяти. А Таню накрыло в 40. (С болью.) Я не хотел ее отпускать, и сейчас тоже не могу... Ввалил во все это кучу денег. Только и делал, что зарабатывал, чтоб Таню вытянуть. В интернете видел информацию, что два человека выпрыгнули из этого диагноза. Прошлым летом у Танечки совсем уже не работали руки и ноги. Мы с Ксюшей ее усадили на заднее сиденье машины, обложили подушками и увезли на море. Когда уже возвращались, мне позвонили и сказали, что умер Богдан Ступка и на его место назначен наш главный режиссер Станислав Моисеев (после смерти Богдана Ступки, который возглавлял театр им. Ивана Франко, его место занял Станислав Моисеев, до этого руководивший Молодым театром. – «Взгляд»). К счастью, перед уходом Моисеев договорился о том, что мой режим в театре остается таким же – я играл спектакли только раз в четыре дня, чтобы больше времени уделять жене.
– Тем не менее вы согласились участвовать в спектакле «Загадочные вариации», премьера которого недавно была в Молодом.
– Как-то руководитель театра Андрей Билоус предложил мне попробовать себя в глубоко драматической роли. Речь шла о «Вариациях». Я пришел домой, рассказал Тане. Она ответила: «Ты должен это сделать. Ничего, я потерплю». (Закрывает лицо руками и рыдает.) У меня не стало самого ценного... Танька настояла, чтобы я взялся за эту работу. Но прямо в середине проекта взяла и умерла. Не проснулась...
– Кто вас поддерживает в столь тяжелый период?
– У меня есть только Ксюшенька, которая говорит мне каждое утро, что любит. В своей семье я младший – у меня две сестры и брат. Но я даже их телефонных звонков не люблю: «Ну как ты?» Е... твою мать! Да так же, как и позавчера! Близкий друг из Сум периодически позванивает – с тем, чтобы я ему помог что-то разрулить. Есть еще в Ужгороде друг. Они с женой приезжали на похороны моей жены. Ада Роговцева, кстати, тоже была. Наши отношения дружбой не назовешь. Но у нас духовная близость, мы любим друг друга. А вот в гостях друг у друга никогда не бывали. Вообще, мой дом закрыт, я туда никого не пускаю.
