Сергей Арбузов прокомментировал сегодняшнюю ситуацию в Украине

Скромный, как мне показалось, офис в деловой части Москвы, на столах, этажерках — настольные флаги Украины, на стене картина — с изображением одной из старинных улиц Киева расположена так, чтобы хозяин кабинета ее всегда мог видеть. А хозяин кабинета — Сергей Арбузов, бывший и.о. председателя правительства Украины, "последний премьер Януковича", тот самый, которого по заявлению Генпрокуратуры Украины объявили в розыск. Но все же наш разговор начался не с обвинений в его лично адрес, а с того, что волнует сегодня всех по обе стороны российско-украинской границы — так называемой антитеррористической операции, которую многие эксперты называют гражданской войной.

— Сергей Геннадиевич, давайте начнем с последних событий, которые, несомненно, волнуют всех. Ежедневно с вашей родины, Донецкой области, приходят трагические вести — там гибнут в ходе гражданской войны сотни ваших земляков, правительственные войска, а милитаристские политические формирования, уполномоченные правительством, с помощью артиллерии и авиации планомерно ведут обстрел жилых кварталов. Как вы считаете, в чем причина того, что на вашей родине, в Донецке, сегодня гибнут люди, идет гражданская война? Как вы оцениваете факт антитеррористической операции, которую ведет нынешнее правительство Украины против Донецкой и Луганской народных республик, и как вы, бывший премьер страны, считаете, насколько оправданы действия той и другой стороны — тех, кто заявил о независимости от Украины, и тех, кто с помощью оружия пытается помешать этому?

— Вы знаете, большую часть жизни, около 30 лет, я прожил в Донецке, это — моя родина, я люблю этот город, мне нравятся люди, которые там живут, с этими местами многое связано в моей жизни. И я с болью воспринимаю то, что там происходит. Конечно, я скорблю вместе со всеми жителями Донецка, которые потеряли своих близких и родных. То же самое, безусловно, относится и к их соседям из Луганска. Прискорбно то, что люди стали заложниками действий, ошибок неумелых политиков во власти.

Что касается объявленной этими областями, ставшими республиками, независимости от Киева… Нужно понимать, что волеизъявление народа, которое произошло 11 мая на референдумах в обоих регионах, это — важный политический и социальный фактор. И с этим не могут не считаться власти в Киеве, они должны это понимать, они должны учитывать — как мы (правительство при Януковиче — ред.) в своё время учитывали ту ситуацию, которая сложилась в стране в конце 2013-го года и те пожелания, которые высказывали студенты Киевских вузов на Майдане. Заметьте, мы тогда не объявляли антитеррористической операции. Мы пытались вести диалог. Я лично встречался со студентами, и отвечал на их вопросы. В моем кабинете побывали около шестисот студентов, которым я объяснял, чего мы хотим, и я уверен, что ни один студент, после того, как побывал у меня на встрече и получил все ответы, которые его волновали, не вышел после этого на Майдан для противостояния правительству. Но этого оказалось мало. Просто их, студентов, были тысячи и со всеми переговорить в те декабрьские дни, оказалось невозможно.

Нынешняя киевская власть упорно не хочет вести переговоры с жителями Донецка, Луганска, жителями других населенных пунктов этих регионов, заявивших о своей независимости от Киева. Вместо бесед — артиллеристские орудия, вместо слов — пули и снаряды… Надеюсь, что ситуация скоро нормализуется. Уверен, что единственный путь разрешения конфликта — это путь переговоров. Нельзя допускать ошибки, которые в своё время совершили правительства ряда других стран, где гражданское противостояние с властью переросло в гражданскую войну. Правительству нужно остановиться, одуматься, отвести войска, сесть за стол переговоров. Политикам в Киеве пора понять, что население Донецкой и Луганской областей не приемлет язык насилия и ультиматумов и результаты референдума 11 мая яркое тому свидетельство (создание "ДНР" и "ЛНР" — прим. ред.).

— Вы сказали, то, что происходит сейчас в Донецке — результат ошибок политиков во власти. Каких политиков вы имеете в виду?

— Не только нынешних. Я имею в виду и предыдущую власть, себя в том числе. Мы в свое время, наверное, многое не так сделали, наверное, недостаточно объясняли свои действия, недостаточно настойчиво воплощали наши реформы в жизнь. Люди не поняли наших устремлений, поэтому все это закончилось противостоянием, нежеланием больше слушать обещания...

А сегодня люди просто решают политические проблемы силовым способом. Это совсем другая ситуация, чем наша, другие ошибки. Но эти действия, я думаю, кончатся для нынешних представителей киевской власти гораздо хуже, чем они себе представляют. Особенно для тех, у кого руки в крови.

— И все же, Сергей Геннадьевич, вы ведь тоже были в сходной ситуации в феврале нынешнего года, правда, вы не применяли артиллерию и авиацию против оппозиции… О снайперах на Майдане мы поговорим чуть позже. Как бывший председатель правительства Украины, как вы думаете, что могло побудить нынешнее правительство — я имею в виду Турчинова, Яценюка — применять такие крайние меры?

— Я даже думать не буду. Полагаю, причина — непонимание, что делать. Они пошли в решении сложного вопроса самым коротким путём, понадеялись, что они решат его очень быстро. А волю народа подавить силовыми методами невозможно.

— Вы сказали, что встречались со студентами, которые вышли на Майдан. О чем они вас спрашивали?

— Это была моя идея — я разослал всех министров, отпустил их с работы, я заставил их пойти по всем ВУЗам столицы, за каждым министром было закреплено два-три ВУЗа, мы заходили в аудитории, мы собирали людей, иногда одновременно до тысячи человек, мы приглашали молодых людей с Майдана на эти встречи. Они задавали вопросы, мы отвечали. Были, конечно, и провокаторы, которые задавали вопросы явно не те, которые волнуют студентов. Но в основной своей массе люди услышали нас, услышали меня. Когда я закончил встречу в Институте народного хозяйства, студенты согласно кивали. Это говорит не о том, что я — хороший оратор, а то, что они получили то, чего хотели.

— О чем, все же, конкретно спрашивали, о чем вы с ними говорили?

— Они говорили, что мы, отказавшись подписать соглашение об ассоциации с ЕС, лишили их будущего. Тогда я задал уточняющий вопрос: а что в вашем понимании будущее и что Европа для вас?

Оказывается, у студентов по нашей вине было сформировано неправильное мнение. Они думали, что после подписания этого соглашения чуть ли не на второй день они смогут без виз ездить в Европу, что они смогут учиться за рубежом, что они будут получать европейские стипендии. Я объяснял, что это соглашение не предусматривает таких результатов. На вопрос: "почему вы этого не рассказали раньше?", отвечал: "раньше никто этим не интересовался".

Но у нас не хватило времени, студентов были тысячи, мы не успели поговорить со всеми. А когда ситуация обострилась, то это уже вылилось в радикальные протестные настроения, но это уже были совсем другие люди… Но я уверен, что не студенты, не их выступления были причиной катастрофической для нас ситуации.

— А кто?

— Те, кто воспользовался этой ситуацией.

— Кто воспользовался?

— Оппозиция. Оппозиция решила, что это тот случай, когда они смогут, встав во главе уже начавшегося движения, повести за собой протест с тем, чтобы свергнуть президента и правительство и взять власть таким вот нелегитимным способом. Когда уже эта основная студенческая масса ушла с Майдана, пришли радикально настроенные люди из западных регионов страны, и тогда у оппозиции получилось возглавить это движение, и потом уже — спустя несколько месяцев после мирных протестов — начались уже протесты силовые, начались провокации, толкающие протестующих и правоохранительные органы на силовые столкновения, потом появилось оружие, а мы, правительство, президент по-прежнему рассчитывали, что это можно решить путем переговоров, поэтому не вооружали милицию… Но было уже поздно. В результате получилось, что та третья сила, которая постоянно была рядом в нашем конфликте, она спровоцировала крайне острое противостояние, так появились первые жертвы…

 — Какая третья сила?

 — Я уверен, что этот процесс сопровождали радикально настроенные люди.

 — Кто же эта третья сила?

— Мне сложно сказать. Я не могу констатировать, кто это был, но это были явно профессионалы.

— Как вели себя в это время послы и политики из разных стран?

— Была активность послов и политиков. Это была гиперактивность и когда происходило любое событие на Майдане. Появлялись у меня даже ночью, приезжали рано утром, они требовали встреч и гарантий что власть не применит силы к "мирным демонстрантам".

 — Ночью приезжали к вам на работу или домой?

 — На работу, у меня в те дни был такой плотный график, что вынужден был находиться в Кабмине практически круглосуточно. Поэтому активность и запомнилась.

— С какими предложениями к вам приезжали? О чём вы с ними разговаривали, если это не тайна?

 — Нет, на самом деле никаких тайн. Была паника. Вопрос был один: они были против того, чтобы допустить вооружённые столкновения, они боялись, что правительство начнет применять оружие против населения. Они очень уверенно называли это мирными демонстрациями. И когда уже пошли в ход "коктейли Молотова", когда стало ясно, что это — не мирные демонстрации, я пытался объяснять, но никто не хотел слышать, к сожалению.

Знаете, я заметил, что, когда восток Украины провел референдум и заявил о своей независимости, на мой взгляд, дипломаты большинства стран и политики активности в защите мирного населения проявили мягко сказать меньше.

И гораздо меньше интересуются проблемами — о чём же говорят люди и почему людей не слышат в Киеве. Мое личное мнение, — подходы большинства политиков в начале года сильно отличаются от подходов, которые я вижу в их заявлениях и действиях сегодня, когда противостояние с победившей в результате восстания на Майдане властью началось теперь на Востоке.

— Еще вот один вопрос, который я не могу вам не задать. Кто отдал команду снайперам стрелять в протестующих? Кто отдал команду снайперам стрелять в правительственные войска? Ведь говорят, что это были одни и те же стрелки. Или разные, не важно. Кто принимал решение, скажем, о разгоне демонстраций, которые в начале событий, в последних числах ноября были достаточно мирными?

— Первое — я, как первый вице-премьер в правительстве Азарова на тот момент, когда начался Евромайдан, и как премьер-министр, когда исполнял эти обязанности после отставки Азарова, скажу абсолютно честно, что мне неизвестно о подобных командах, в то время правительство до последнего верило в мирное разрешение конфликтной ситуации. И те переговоры, которые проводил Янукович с послами — мы на них очень сильно рассчитывали, и я знаю, что президент в то время так же очень сильно на них рассчитывал… Были дни, когда мы все сидели на работе круглосуточно в ожидании результатов переговоров, чтобы уже с утра начать какие-то мирные действия для того, чтобы локализовать этот конфликт.

Что касается того, кто давал команду на разгон студентов, а потом мирных выступлений граждан в самом начале противостояния… Ну, вы знаете, это такой, наверное, вопрос, на который будут искать ответ ещё достаточно долгое время. Я в одном уверен — что этот конфликт тогда сопровождался действиями неустановленных лиц…

 — Сопровождался?

— Да, сопровождался людьми, не участвующими в конфликте непосредственно, во всяком случае, в начале противостояния. То есть были люди, я так понимаю, которые специализируются на эскалации подобных конфликтов, которые находились в стороне, не на Майдане. И СБУ не раз об этом сообщало. То есть, были люди сторонние, которые умеют это делать и умеют организовывать протесты, провоцировать действия правоохранительных органов. На мой взгляд — именно они не давали нам мирно разрешить конфликт со студентами.

 — У вас есть факты?

 — Первое. Когда мы вернулись с президентом в Киев после Вильнюса, то есть тогда, когда не было подписано это соглашение об ассоциации с ЕС, с чего, собственно, и начался конфликт, мне было дано поручение — возвращаться снова в Вильнюс или Брюссель, в зависимости от того, где находились нужные еврочиновники, для того, чтобы дальше продолжать переговоры. Мы ведь тогда отложили вопрос подписания ассоциации с целью его более тщательного изучения. И это нужно было донести до людей. В Украине в это время начались волнения. Ночью, после переговоров, вернулись в Киев, и мы могли снова говорить о продолжении переговорного процесса, это все было на самом деле. Мы бы рассказали Майдану, всему населению, что предполагаем делать в этом направлении. Однако утром, придя на работу, я узнал, что студентов — которых осталось там несколько десятков — просто разогнали, разогнали жестко, с применением силы… У меня сразу возникли вопросы: а была ли это милиция? Или это были переодетые люди с третьей стороны?

Сегодня этим уже никого не удивишь, потому что уже видно, как многие люди переодеваются в любую форму, одевают маски, чтобы их не узнали, и действуют под таким прикрытием от имени той или иной силы. Я имею в виду, что тогда несколько десятков мирных демонстрантов, студентов в самом начале противостояния на Майдане могли разогнать переодетые провокаторы… То есть, в те дни это звучало дико и когда я высказал такое предположение на совещаниях, оно звучало… ну, немного так… странновато. А на самом деле, я и сейчас считаю, что это могли быть не милиционеры, могла быть, конечно, часть милиции, а часть могла быть — переодетые люди, которые специально провоцировали ситуацию. Потому что тот процесс, который развивался к тому времени на Майдане уже три месяца, по сути, никому во власти не мешал. У студентов не было радикальных заявлений, они просто проводили там время, они просто находились на Майдане. Нужно было просто дождаться, пока они разойдутся. Кстати, первоначально милиция охраняла это место для того, чтобы не было провокаций. А провокация случилась.

Второй факт. На Майдане было установлено дорогостоящее музыкальное оборудование, которое использовалось для проведения концертов, его предоставили студентам какие-то определённые люди — мы потом пытались узнать кто это, но не успели выяснить. Так вот, прямо перед разгоном студентов оборудование неожиданно убрали. То есть, тот, кто знал о том, что будет инцидент, чтобы оборудование не повредили, его убрал за час до этих событий.

Все это дает основания мне полагать, что акция по разгону студентов была спланирована, нам просто не дали завершить этот конфликт мирным путём. Потом появилась ситуация, когда разогнали уже Майдан, который состоял из людей из западных регионов, потом это кончилось драками. А потом это кончилось стрельбой. То есть, каждый раз был свой этап, и мы его переживали. То есть, всё развивалось по определённому сценарию.

— Вы рассказываете о совещаниях, которые проводил президент Украины в те дни, о том, как шли переговоры президента Януковича с послами 21 февраля, когда вы ждали мирного разрешения конфликта… А вообще — когда вы последний раз видели президента?

— Мы последний раз виделись на совещании 14 или 15 февраля.

— И с тех пор вы его не видели, даже не общались по телефону?

— Нет, мы не общались.

— Вообще у вас не было желания поговорить с президентом Украины Виктором Януковичем о тех событиях, о том, что сейчас происходит в стране?

— Мы больше не общались. Верховная Рада меня отправила в отставку, а после отставки, какие темы могут быть у меня с президентом?

— Вернемся к политическому кризису, который перерос в Украине в гражданскую войну. Вы лично видите выход из него?

— Выход есть. Я считаю, что действующая власть не просто должна делать вид, что она слышит юго-восточную часть населения, а реально проводить переговоры — хотя бы так, как проводили их мы, и с теми, кто не согласен с решениями этой власти. Мы, к примеру, проводили десятки часов с людьми, которые митинговали, которые были недовольны.

А сейчас я не знаю ни одного действующего политика в Киеве, кто бы ездил на Донбасс, или на Луганщину, или в Одессу, чтобы провести переговоры с протестующими, и выйти из них с какими-то результатами. Все пиарятся. Все готовились к президентским выборам, сейчас все готовятся к парламентским выборам, пытаются набирать баллы… Я же считаю, что надо снизить градус амбиций, заняться поиском реальных решений… Захотеть разрешить конфликт, просто захотеть. Его решить можно. Там такие же люди и также размышляют, они также рассуждают, также хотят жить — с ними нужно разговаривать. Ну почему мы говорили с людьми, которые были радикально к нам настроены и не боялись этого? Почему сегодня эта власть не хочет разговаривать с людьми, которых не устраивает нынешняя власть?

— Хорошо. Есть те, кто находится сейчас на востоке, кто говорит о федерализации страны, принятии новой Конституции. И те, кто находится в Киеве, кто категорически против этого. А вы как считаете — возможна ли федерализация? Сохранится ли при этом государство?

— Я скажу, почему нынешняя власть не хочет федерализации. Потому что, на мой взгляд, там нет людей, которые вообще понимают, что это такое. Если внезапно спросить у любого политика во власти, не дав ему подготовиться, он не скажет вам, что это такое. Второе — в нынешней ситуации, когда часть населения считает, что федерализация — это выход, нужно искать решение — и это и должно быть предметом переговоров. Наверняка найти решение можно. Сегодня украинская власть называет федерализацию децентрализацией. На самом деле, это не новое понятие, мы этим занимались, это была целая программа правительства в этой части, что власть нужно передавать на места, пересматривать вопросы отчислений в государственный бюджет, мы этим занимались. И сегодня пришедшие во власть политики просто взяли то, что мы сделали, и пытаются преподнести населению, как свое предложение, как что-то новое. На самом деле, оно не новое. Просто процесс развивался эволюционно, как и должен развиваться. Ни одно революционное решение ни одному обществу не приносило пользу, поэтому революционные решения очень вредны, но в сегодняшнее время, вероятно, без этого уже не обойтись.

— После того, как Яценюк фактически сменил вас на посту председателя кабинета министров, он заявил, что государственная казна пуста. Каково было финансовое состояние Украины на самом деле, когда вы оставили пост премьера?

— Хороший вопрос, грех будет на него не ответить, это мой профессиональный вопрос. На самом деле, пусть господин Яценюк скажет, когда была казна полна? Дело в том, что у нас бюджет дефицитный, при том, что дефицит покрывался за счёт заимствований, и основная задача нашего правительства, как и любого другого, была — сделать долговую политику таким образом, чтобы время выплат по долгам приходилось на время, когда страна максимально получает доходную часть. То ли за счёт сбора налогов, то ли за счёт приватизации… И то чудо, что происходит сегодня, что они ещё живут, это как раз результат нашей работы. Почему? Потому что когда до нас принимали бюджет, долговая политика была примерно такая — брали деньги в долг на год, по бешеным ценам, а дальше будет, что будет.

Когда пришла в Кабмин наша команда, у нас долговая политика была построена примерно таким образом — мы разложили займы от 4 до 6 лет, рассчитали всплески активности экономики и моменты ее падения, и разложили время возврата на те сроки, когда это будет удобно для страны. И сегодня нынешняя власть ещё пользуются этой разработкой. А то, что никаких запасов в стране с дефицитным бюджетом быть не может — я думаю, это должен понимать любой экономист. Государственная казна у нас всегда была дефицитной. Говорить о том, что у такой страны, как наша, (без соответствующих преобразований) могла быть полна казна, можно только с неспециалистами. Специалисты понимают, что мы все время жили в долг. Так живет большинство стран мира, те же США.

— Кроме того, речь шла о золотовалютных запасах страны, которые якобы тоже были в значительной степени утрачены — так было сказано, я ещё раз ссылаюсь на Яценюка.

— Золотовалютными запасами страны заведует Национальный банк Украины. Золотовалютные запасы, которые находятся на балансе НБУ, к бюджету прямого отношения не имеют. На самом деле, золотовалютные запасы — это результат экспортно-импортной деятельности государства. А во время революционных событий, которые продолжаются в Украине последние полгода, конечно же, активность по экспорту и по импорту упала. Родились спекулятивные ожидания населения, и золотовалютные запасы Украины стали таять.

— Что значит "спекулятивные ожидания"?

— На самом деле, есть платёжный баланс страны. Есть экспортная часть, есть импортная. То есть, сколько товара экспортировали, сколько импортировали, в том числе услуг. В итоге мы выходим на сальдо — золотовалютные резервы. То есть, это результат деятельности страны. Но есть ещё немаловажная часть — это население. Самый главный инвестор Украины — это население. То есть, это заблуждение, когда говорят, что главный кредитор Украины — Россия, или главный кредитор — Америка, или главный кредитор — МВФ. Всё это неправда. Главный кредитор — это население и бизнес. И все те вклады в банковскую систему, которые приносят люди в банки, выросли за последнее время в разы. Почему? Потому что за некоторое время до активной фазы противостояния мы смогли убедить население, что банковская система стабильна. В результате, за последние месяцы нашей работы, вклады населения приросли примерно на 50 миллиардов гривен. Более того, средняя доходность населения за последние 2-3 года, которую обеспечило государство, равнялось порядка 12% годовых — это тоже беспрецедентный случай, ни одна европейская страна не может похвастаться, что доходы населения прирастали до 10-12% ежегодно. Так вот, если подсчитать, сколько денег бюджет потратил на эту статью и посчитать, насколько приросли депозитные счета в банковской системе, это будет идентичная сумма. Это значит то, что население поверило правительству и все деньги, которые оно заработало, оно просто понесло в национальной валюте в банки и это давало национальной экономике возможность развиваться.

Теперь перехожу к золотовалютным запасам. Так вот, население, которое разместило свои средства в банках в гривне и не стало покупать валюту, для того, чтобы сберечь от девальвации свои сбережения, в любой момент могло поменять своё мнение и в паническом настроении начать активно скупать валюту — это и есть "спекулятивные ожидания". Соответственно, это прямое давление на золотовалютные резервы. Как только люди чувствуют, что курс гривны начинает проседать, они начинают активно скупать иностранную валюту, что в свою очередь вызывает ещё большее давление на золотовалютные запасы. Для того чтобы этого не случилось, мы производили интервенции, то есть продавали часть свих золотовалютных запасов с тем, чтобы стабилизировать курс гривны. Таким образом успокаивали население, и население нам верило. Вплоть до нашего последнего дня работы, курс оставался прогнозируемым, он был сориентирован на определённые показатели и никаких оснований для глубокой девальвации не имелось.

А нынешнее правительство или не знает, как это делать, или не понимает, к чему это приведёт… В результате ныне курс девальвировал и соответственно золотовалютные резервы сегодня явно меньше, чем принято в мировой практике. То есть, сегодня золотовалютные резервы не перекрывают трёхмесячный импорт нашей страны.

Почему в принципе у нас снижались резервы? Потому что мы понимали, что если мы не будем тратить резервы, то в один прекрасный момент произойдёт очень резкая девальвация, основанная не на рыночных причинах, а на причинах спекулятивного ожидания. И мы лечили это спекулятивное ожидание и у нас получалось. Уже шло революционное движение, уже была паника, а курс оставался прогнозируемым — вот в этом наша заслуга, то есть мы в этой ситуации платили пенсии в полном объёме по всей стране. И при этом курс был прогнозируемый, не было оттока по вкладам. Как только наше правительство сменилось, сразу буквально в течение двух недель всё произошло — и курс начал девальвировать и пошли сбои по пенсиям, и задолженность по зарплатам бюджетникам появилась, потом выросла. То есть, это очевидные факты, их нельзя отрицать, можно взять и посмотреть баланс страны.

— Назовите основные причины экономического кризиса, который породил потом политический? И насколько кризис периода вашего правительства связан с нынешним кризисом?

— Неконтролируемая девальвация национальной валюты, сегодня это отсутствие таргетирования инфляции, сегодня это задержки выплат по пенсиям, это увеличение задолженности по зарплатам. Пусть нынешнее правительство перечислит признаки кризиса, которые имели место в наше время. Это было удобно — присовокупить к ожиданиям людей с Майдана идеальные ожидания развития бюджета государства. Конечно, очень легко сказать о том, что на бизнес идёт давление, нет упрощения ведения бизнеса — это извечные проблемы. И это решать нужно эволюционно, это невозможно решить за год-два. Вот я хотел бы увидеть, каким образом сегодняшний премьер-министр сделает шаги для того, чтобы бизнесу стало легче. Он же этого не сделал и не сделает, и не потому, что там идет гражданская война, а потому что это очень сложно — это законотворчество, это реформирование, это изменение сознания "среднего класса чиновников", которые очень медленно меняются. То есть приходит власть, потом она меняется, и в руководство властных структур приходят новые лица, а "средний класс чиновников" остаётся. Но именно они готовят документы, законопроекты, решения, которые потом принимают силу законов. Поэтому важно изменить у них менталитет, именно они должны согласиться с тем, что ведение бизнеса в Украине нужно упрощать, налоги нужно снижать. Но "средний класс чиновников" ментально против среднего бизнеса, об этом никто не говорит, а это фундаментальная проблема нашей страны и пока этот класс чиновников не изменится, будет очень сложно что-то реформировать, я это увидел.

— Какие еще экономические, политические ошибки были у вашего правительства?

— Прежде всего, в стране полностью отсутствовала пропаганда, информирование. То есть, мы не смогли донести до населения смысл реформ, смысл того, что мы делали. Мы это проигнорировали и за это жестоко поплатились…

Но самая главная проблема нашей власти была в том, что мы не смогли добиться лёгкости, упрощенности в организации и ведении бизнеса. Мы не смогли помочь среднему классу, средний класс не смог развернуться так, как это должно было быть в наших расчётах. Соответственно, прибыль зарабатывали крупные компании, которые и влияние имели на политику, и получали сверхприбыли… На фоне общего отсутствия среднего класса и развития частного бизнеса, конечно, влияние крупных компаний было очень велико — это факт. В результате в Украине развивается феодально-олигархический строй.

— Сергей Геннадьевич, вам предъявляют различные обвинения. Генпрокуратура Украины, например, обвинила вас в растрате 117 миллионов гривен госсредств, которые были отпущены на создание телеканала "Банковское телевидение". А где эти средства, как вы их растратили? За это вас ведь объявили в розыск.

— Я такого даже представить не мог, что по этому факту мне будут задаваться вопросы. И вот почему. Первое. Чтобы предъявить обвинение в растрате средств, надо провести аудит, иными словами ревизию и тогда определить, что приобретено, на какие суммы не хватает оборудования. Но аудита "БТБ" проведено не было, следователи даже не опросили ни одного сотрудника телекомпании на момент возбуждения. Это нонсенс! Поскольку я нахожусь за границей, это было просто политическое давление на меня. Второе — если вы проанализируете, какие были заявления до возбуждения уголовного дела, то убедитесь, что масса политиков говорила, что это — лучший канал в Украине, оснащённый по последнему европейскому уровню, что можно сделать из него украинские BBC, CNN. И вдруг потом появляется решение, что я создал что-то не то, что-то не так, а ещё и украл на этом. Это вещи взаимоисключающие. Если это — лучший канал в Европе, как об этом говорили украинские политики и эксперты, и вы хотите его сегодня даже использовать в своих целях и сделать общественным каналом для вещания каких-то глобальных новостей, как же вы можете говорить, что этот телеканал был создан неправильно? И как вообще можно возбуждать уголовное дело, не проведя предварительного расследования? Ведь расследование, обыски прошли уже после того, как меня обвинили в растрате средств… Смотрите, как развивалось дело. Одно время меня обвиняли в том, что я незаконно создал этот канал, не имел права, но создал. Потом посмотрели закон и увидели, что здесь все законно. Потом обвинили, что я растратил госсредства. Даже сумму назвали, но так и не провели аудит, то есть не выявили что и насколько закуплено…

— Еще одно обвинение, Сергей Геннадьевич, в том, что вы через своих родственников незаконно приватизировали чуть ли не пятьдесят гектаров леса под Киевом…

— И опять глупость вышла со стороны обвинителей. Рядом с домом, где живут мои родители, прямо в лесу была неорганизованная свалка мусора, все было захламлено. Мы за свой счет расчистили это место, обнесли забором, чтобы туда не свозили мусор из разных мест, но оставили свободным доступ в лес жителям поселка, правда, опять же за свой счет контролировали, чтобы там было чисто, не было наркоманов и проч. Теперь меня обвиняют в том, что я незаконно захватил лес… Послушайте, нет ни одного документа нигде о том, что я купил, приватизировал или хотя бы взял в аренду этот участок леса. И 50 га цифра придуманная, в пользование было взято около 15 га, напомню это не аренда и не покупка. Нет таких документов потому, что этого просто не было. Опять же и это — попытка политического давления на меня.

— Вот ещё обвинение, которое против вас выдвигают правоохранители, СМИ. Говорят о том, что вы финансировали события в Одессе, которые потом привели к весьма трагическим событиям.

— Кому в голову это могло прийти, и какие аргументы выдвигаются при этом? Я нанял адвокатов в Украине, они направили запрос в Генпрокуратуру с просьбой предоставить дело для ознакомления. Оказалось, дела нет, свидетелей нет, никаких аргументов, говорящих в пользу этой версии, нет. Понимаете, НИКАКИХ показаний, НИКАКИХ свидетелей, НИКАКИХ доказательств.

С другой стороны, обвинять меня в финансировании трагических событий в Одессе, где десятки людей сгорели заживо в Доме профсоюзов, это — верх цинизма. Власти просто пытаются свалить на своих предшественников ответственность за происшедшее.

Нынешняя правоохранительная система действует в худших традициях тридцатых годов прошлого века — по заказу. Есть политический заказ, состряпают, и то кое-как, обвинение. И не столько, чтобы его предъявить, сколько для того, чтобы запустить в СМИ, чтобы опорочить оппонента. То есть эти политики, создающие такие заказы, эти правоохранители, которые делают заказные обвинения, не думают, что будет завтра, они думают только о том, что будет сегодня. А завтра, когда в стране произойдут очередные перемены, люди, которых они несправедливо обвиняли, спросят с них за это. Но сейчас об этом никто в Украине не думает. Главное для них, чтобы я не вернулся в страну. Поэтому и создается нагромождение нелепых уголовных дел — от хищения госсредств до приватизации леса…

— Почему нынешней власти так невыгодно ваше возвращение в Украину?

 — Потому что со мной разговаривать сложнее, чем с людьми, которые не понимают вопросов устройства государственной экономики. Со мной тяжело разговаривать премьеру, со мной тяжело разговаривать людям, которые сегодня на тех местах в Нацбанке, правительстве, на которых работал я. Потому что я знаю суть проблем, которые там они пытаются решать, потому что я знаю уровень их компетентности, я с ними проработал, я видел, как они мыслят. Их задача — все свои сегодняшние проблемы списать на предыдущую власть. И пока я не могу вернуться в Украину, не могу там открыто говорить об их ошибках, катастрофических для страны, они могут себя чувствовать уверенно, в безопасности.

В то же время, я думаю, что они чувствуют угрозу — власть меняется в Украине с завидной частотой, соответственно, ситуация может сложиться так, что вернётся время, когда будут востребованы люди, умеющие работать, знающие, как реально можно изменить социально-экономическую ситуацию к лучшему… Мне 38 лет, но я уже прошел значительную школу государственного строительства, стал и.о.премьера страны. Смею заверить, у меня есть соответствующие этому уровню опыт и знания. Надеюсь, моё время однозначно придёт, я еще буду востребован Украиной в качестве специалиста и политика. Поэтому люди в нынешней власти, которые это хорошо понимают, решили, что нужно сделать так, чтобы все мои позитивные достижения — а их достаточно много, я могу о них рассказать всем — были перечёркнуты уголовными делами, какой-то клеветой…

Кстати, сегодня все телеканалы в Украине, те, которые кричали о том, что свобода слова — это святое, зажимают свободу слова… Они даже отказываются обнародовать мои заявления. Ну, о какой свободе слова можно там говорить сейчас? Её там нет.

— Вы сами заговорили о тех людях, с которыми вы работали, хорошо знаете им, образно говоря, цену, их профессиона