Душа славянина немыслима без благородного азарта, однако формы его честной и не весьма честной эксплуатации на протяжении веков менялись. Вот только защитить гражданина от игроков-мошенников в старой Украине государство ухитрялось лучше, нежели теперь.
Казаки за картами и с костями
Говорят, древние галлы до того увлекались игрой в кости, что, проигравшись, ставили на кон свободу не только жен и детей, но и собственную. Мы же, не заглядывая в столь седую древность, начнем со Смутного времени. Авраамий Палицын, келарь Троице-Сергиева монастыря, рассказывает, как 25 августа 1612 года, в решающий момент битвы с поляками за Москву, он обратился к бездействующим казакам с пламенной речью – и они бросились в бой, некоторые «босы, инии же наги, токмо оружие имея в руках своих». А все дело в том, что чернец застал их в лагере «овых пьющих, а иных играющих зернью». Следовательно, храбрые казаки, атакующие нагишом, только что проиграли в кости свою одежду и сапоги.
Гуси, как известно, спасли Рим, а Запорожскую сечь в 1675 году в такой же ситуации – карты. На четвертый день после Рождества, когда казаки пьяные почивали беспечно, в Сечь вошло большое турецкое войско. И спасло запорожцев только то обстоятельство, что в одном из запертых по обычаю на ночь куреней еще не спали несколько казаков, «в едном куте (угле. – «Взгляд») закрывшись, тихо в карты игравших». Они, разбудив пару сотен товарищей в курене, сделали залп из окон-бойниц и подняли на ноги всех остальных.
Попытка законодательно запретить азартные игры в Московии
После Смутного времени, кровавого, разорительного, однако невиданно либерального для московитов, началась, как водится, реставрация прежних порядков. До «адовой твердыни» Ивана Грозного московские цари XVII века не дотянули, но на бумаге, во всяком случае, держали народ в узде. В 1649 году в Москве был напечатан свод законов – «Уложение», а в ней статья 15-я главы 12-й гласила: «А которые воры на Москве и в городех воруют, карты и зернью играют, и проигрався воруют, ходя по улицем, людей режут и грабят, и шапки срывают», то с ними надлежит поступать так же, как с «татями» (разбойниками). «Татя» же полагалось за первый и без убийства грабеж «бить кнутом и отрезать ему левое ухо, и посадити его в тюрму на два года», а после сослать навечно в «украинные городы» (статья 9-я). У законодателя царя Алексея Михайловича вышло, что уж если человек «карты и зернью» играет, то уже потому преступник («вор»): ведь он обязательно проиграется и пойдет улицами людей резать и грабить, и еще (о ужас!) с них шапки срывать. С другой стороны, непонятно, когда именно следует законопослушному подданному хватать и тащить «вора» в кутузку – сразу же, как увидит, что «вор» играет, или же подождав, пока проиграется и пойдет по улицам резать и пр. Едва ли тогдашние шулеры испугались этих статей. Во всяком случае, игральные кости в московском культурном слое XVII века откапывают часто, иногда вместе с кинжалом или стилетом, в снаряжении русского лихого игрока выполнявшим роль «дерринджера» у американского шулера середины XIX века.
Два украинских судебных дела о карточных долгах
В Украине во времена Гетманщины азартные игры не были запрещены, однако случалось, что суд становился на сторону обыгранного шулерами неопытного игрока. В трактире города Насташки, недалеко от Белой Церкви, в январе 1672 года сердюки затеяли игру в кости с вдребезги пьяным местным шляхтичем Василием Троцким. К тому времени, когда Васильевой жене удалось увести мужа домой, он проиграл одному из сердюков, Ильяшу, тысячу злотых, а когда протрезвел, отказался отдавать. Ильяш подал на него иск в суд, однако свидетели показали, что ответчик был пьян, и дело в конце концов было решено в пользу Василия. Так гротескно оправдалось наблюдение, что новичкам и пьяным в игре всегда везет.
Другая подобная история произошла в 1715 году в Остре. Пожилой казак Иван Друцкий был в пьяном виде обыгран в карты соседом Лапекой в два приема. В первый раз, когда они оба были в гостях, Лапека выиграл у Друцкого все имевшиеся у того деньги, всего 105 злотых. Вскоре Друцкий снова напился и на сей раз проиграл ему же два котла для винокурения и «казанов малых два», а также «двор в Остре с коморой рубленной, а в ней жита немало». Протрезвев, Друцкий пошел в Межигорский монастырь и там упал в ноги отцу архимандриту, прося его постричь, а в качестве вклада принять двор в Остре, проигранный злому Лапеке.
Удачливый игрок обратился в суд. Суд же, состоявший из сотника, городового атамана и войта с двумя заседателями, рассмотрев дело, принял поистине соломоново решение. Выигранные деньги были оставлены Лапеке, равно как и жито в коморе. Женскую одежду, там же взятую, Лапека обязан был вернуть дочерям Друцкого – по-видимому, потому что она не была поставлена на кон. Двор же, с домом, землей, коморой, а также с котлами большими и маленькими передали во владение Межигорскому монастырю.
Любопытны детали. Верховодили в суде люди военные – сотник острицкий Сергей Солонина и атаман городовой Юрий Харсика. Для них, как впоследствии для российских гусарских офицеров, выплата карточного проигрыша была святой обязанностью. Однако «святость» нормы обычного права вступила в противоречие со святостью высшего порядка – обычаев православной церкви. Тем более что и обитель, получившая двор Ивана Друцкого вместе с винокуренными котлами, была непростая: именно в Межигорском монастыре, по традиции, постригались дожившие до старости запорожцы. Конечно же, Друцкий слукавил, вкладывая в монастырь уже проигранный им двор. Однако ведь и судьи установили несомненно, что игра была жульническая («як-то ухищренно Друцкого пьяного»). Вот они и присудили, чтобы вышло баш на баш.
