Театральный актер №1 в Украине 15 февраля отмечает 60-летний юбилей. В 18:00 на сцене театра им. Франко состоится бенефисное представление Хостикоева под названием «Автобиография». У Анатолия яркие роли в кино: Сулейман в сериале «Роксолана», Близнец в боевике «Америкэн бой», создавшие ему имидж главного украинского мачо. Этому способствовала и неоднократная демонстрация им на экране приемов каратэ. Но как актер он по-настоящему раскрылся в главных ролях таких нашумевших спектаклей, как «Энеида» (Эней), «Мастер и Маргарита» (Воланд), «Пигмалион» (Хиггинс), «Кин IV» (Эдмунд Кин), «Отелло» (Отелло), «Швейк» (поручик Лукаш) и «Кармен» (Хосе). Создал успешную антрепризную компанию «Бенюк и Хостикоев». Был задействован в постановках таких известных режиссеров, как Роман Виктюк и Андрей Жолдак.
— Когда-то, говорят, вы, отмечая свой день рождения, выходили из родного театра имени Франко и выпивали с друзьями в каждой местной наливайке по рюмке. И таким способом двигались к метро. Это правда?
— Это легенды. Главное для актера — быть в форме. Дни рождения я принципиально праздную на подмостках. Пьяного на сцене может талантливо сыграть только трезвый актер. А пьяный актер ничего сыграть не может. Сегодня у меня три часа монолога в спектакле «Автобиография» — для этого нужно много энергии и здоровья.
— Какова идея вашего юбилейного спектакля?
— Я решил поведать о своей жизни — этом маленьком промежутке времени, который, слава богу, продолжается. А когда начал вспоминать, оказалось, жизнь — огромна. Первая игрушка, жвачка, первые наручные часы. Что для меня тетя Катя, наша дворничиха? На спину ей залезла крыса, тетя Катя не растерялась, а упала спиной на стену и раздавила ее. Я рассказываю множество запомнившихся мне эпизодов.
— Это современная театральная методика, которую практикуют и в Европе, и в Москве под названием «вербатим» (от латин. «дословно»). Когда спектакль состоит из документальных монологов.
— В первый раз об этом слышу. Все, о чем рассказываю, — пережил сам. Например, я уже не помню лица той девочки, Светки, милиционерши, но помню ее зеленые штаны: у всех были серые и коричневые. Светка остановила меня (ей было пять лет, мне четыре) и говорит: «Ты меня любишь?» — «Да». — «Тогда засунь пальчик сюда», — и показала на пустой патрон лампы. Я туда засунул алюминиевый кортик. Меня так стукнуло, что потерял сознание. Очнулся закопанный в землю — бабушка закопала. Так делают и при ударах молний, чтобы электроэнергия ушла. Вместе с энергией из меня ушла и любовь к зеленым штанам. Светку я разлюбил.
— У вас прямо библейская история: Ева, проигнорировав технику безопасности, протянула Адаму запретное яблоко...
— Совершенно верно. Все повторилось, в других декорациях. Я уже был осторожнее с противоположным полом. Бабушка у меня была двухметрового роста. Музыкальную школу я закончил благодаря ей. Моим учителем был слепой музыкант. Он накладывал свои пальцы на мои и говорил: «Толя, выворотность». Бабушка наблюдала. Дома уже говорила: «Сынок, садись за баян, начинай». Начинаю. Вдруг она иголкой ткнула мне в палец. «Ай, — кричу, — что ты делаешь?» — Выворотность, сынок…» Но благодаря бабушке я сейчас играю практически на всех инструментах.
— После такой бабушки вам не слабо было изучать самые жесткие боевые искусства.
— Наверное. Я вырос на Владимирской улице, у парка Шевченко. Тогда были драки улица на улицу. Меня выставляли как лучшего бойца. А отец у меня был спокойным, но однажды собрался убить начальника. Папа — фронтовик, по национальности осетин. И вдруг его на работе оскорбил новый начальник. Папа работал в областной больнице завхозом. Начальник хотел взять на его место своего человека и сказал что-то вроде: «Нацмен, увольняйся». Папа меня спрашивает: «Толя, что мне делать?» Он не выпивал, но тут взял бутылку вина: налил себе и мне. У него, как у кавказца, было одно решение: если оскорбили — должен этого человека убить. Как в «Мимино», помните, был эпизод с брошенной сестрой главного героя. Дед говорил: «Если его встретишь — не убивай. Не поймут, не те времена». Я говорю: «Папа, давай напишем письмо в „Комсомольскую правду“». — «Иди спать». Утром слышу: клац-клац. Вижу, он разобранное ружье складывает в сумку. «Папа!» — кричу. Еле отговорил его. Самое ужасное: унижение человеческого достоинства. У отца это вызывало соответствующую реакцию. И у меня тоже.
— Но режиссеры — типичные диктаторы, а Андрей Жолдак, с которым вы неоднократно работали, в квадрате.
— Я его обожаю. Я с ним сделал лучшие спектакли: «Швейк» и «Кармен». Он гений. Но все-таки я в него метнул стулом. Сидит в зале, а я на мотоцикле по сцене езжу. Он: «Стоп! Теперь возьми мотоцикл и танцуй танго. Пам-папа-пам». Я: «Как это?» — «Возьми мотоцикл и танцуй». — «Я не могу!» — «Ааа, не можешь…» — «А ты можешь? — кричу. — Тогда поймай стул!» Над его головой просвистел деревяный стул. «Все, — орет, — закрываем спектакль!» А я с детства с Жолдаком дружил. Он звонит: «Толечка, давай встретимся» — «Да пошел ты…» Встретились, помирились. Жолдак считает, что для актеров нет ничего невозможного. Артист Степан Олексенко играл Вершинина с моей супругой Наташей Сумской. Жолдак говорит на репетиции: «Наташечка выходит, а вы, Степан Степанович, садитесь за рояль и начинаете играть». — «Андрюша, — говорит Олексенко. — Я не умею играть». — «Значит, будете. Начали!» Олексенко идет к роялю с ехидным выражением лица. Садится и играет. Не шедевр, но что-то похожее на вальс. Сейчас главная проблема в другом — дефицит крупных мастеров. Не в кого бросать стулья.
— Но вы же сами стали ставить.
— Режиссурой мне нравится заниматься, но тогда надо уходить из актеров. Невозможно совмещать. Михалков в кино себя снимает, но там это делается фрагментарно. А здесь: один в зале смотрит со стороны, другой на сцене. В себя стул не бросишь!
