Бригада полковника Мамчура после крымских событий стала семьей

«Взгляд» отправился в Николаев, где пообщался с женой полковника Мамчура Ларисой. Мужественная женщина рассказала, чем жила бригада тактической авиации в Бельбеке с первого дня оккупации до момента вывода из Крыма. 

Мой муж — самый обычный человек. О таких говорят — не состоял, не привлекался, не был замечен. Мы оба из Умани, на Черкасчине. Муж служил там, затем, когда часть расформировали, его перевели в Житомир, я уехала вместе с ним. После 10 лет в Житомире — оказались в Севастополе. Три года Юлий служил здесь.

Я помню, как началась для нас эта война. В первые дни было непонятно, что происходит. Все были растеряны. Вроде и началась война, но нам не разрешено воевать. В первые дни прессу к нам не пускали. По новостям — у всех все хорошо. Украина поет, Россия поет, Севастополь поет, а мы — под дулами автоматов. На четвертый день к нам начали прорываться журналисты. Военные снимали на мобильный телефон автоматы и «зеленых человечков», выкладывали в социальные сети, звали на помощь журналистов. Они-таки к нам прорвались. Тогда пошла информация, что у нас что-то не то происходит. Когда приехали журналисты, нас начали атаковать первый раз.

Многие задают вопрос — почему наши не отстреливались. Когда русские только вошли в Крым, первый приказ — не стрелять, сдать оружие. Не сопротивляться. Наши сложили оружие, русские захватили нашу оружейку. Этот приказ был отдан еще до назначения Тенюха. Поэтому украинские воины оказались безоружными перед русской армией.

На территории части у нас были общежития. Многие жены военнослужащих работали вместе с мужьями в части. В тот момент, когда мужьям приказали сложить оружие, мы поняли, что мы их не бросим. Мы встали перед воротами и защищали мужчин. Ведь они разоружены.

Наши мальчики оказались заложниками. В караулке было около 10 автоматов и 20 пистолетов — с ними наши мужья ходили в караулы. Но против вооруженной до зубов российской армии — это ничто. На той стороне были гранатометы, снайперские винтовки, пулеметы, БТРы, гранаты...

Наши женщины готовы были умирать за своих мужей. Эта ситуация очень сплотила семьи. Когда все началось: наши женщины побежали туда и сказали: «Мы своих балбесов не бросим». Им говорят: «Будут стрелять, вы это понимаете?» Они отвечают: «Понимаем, будут стрелять в него, пусть стреляют в меня». Все внутренне были к этому готовы.

Мы стояли весь месяц. Военные стоят на посту, а жены на территории части жгут костры и тоже караулят.

Людей пытались поставить на колени. Давили морально и физически. Тяжело было ночью. Нас приехали захватывать чеченские боевики. Пришло телевидение — они отъехали. Потом начали давить — подъедут с одной стороны, потом с другой. Наши кричат — вон там они, и все готовы к штурму.

«Зеленые человечки» — обыкновенные нормальные офицеры, такие же, как мы. Они нас хорошо понимали. У нас есть приказ, и у них есть приказ. Один из них сказал: «Мы к вам нормально относимся. У нас нет приказа стрелять — мы не будем. Будет приказ стрелять — будем вынуждены».

На видео, которое попало в сеть, Юлий Мамчур вместе с полком идет занимать позиции на аэродроме «Бельбек». Они пошли со знаменем части и украинским флагом, пели Гимн Украины. Они отстаивали, чтобы им разрешили ставить на аэродроме наш караул, как это и положено. После того, как мы не испугались, думаю, россияне нас начали уважать. Наши ребята тогда таки заняли свои позиции. Правда стояли вместе с «зелеными человечками». И караул менять приходилось лично Юлию — по 3–4 раза в сутки. Русские никого другого туда не пускали и ни с кем, кроме Юлия, не разговаривали. Он с ними по нескольку раз в день общался. Обменялся даже телефонами. Когда начался пожар — они быстро созвонились. Пожарные поехали и с нашей стороны, и с их. Так было быстрее решать проблемы.

Русские не один раз предлагали перейти на их сторону. Предлагались все блага — квартиры, деньги, статус, огромные зарплаты, должности, звание.

В день штурма, 22 марта, у нас в части гуляли свадьбу. Два месяца назад два наших офицера подали в ЗАГС заявление. Она — медик, он — связист. 22 марта мы их поздравили всем полком. Потом позвонили и пригласили «зеленых человечков». Они очень удивились. Прямо потеряли дар речи от нашей «наглости». Но подошли — поздравили. Во время свадьбы мы увидели, как едут БТРы, как строятся люди.

Русские не прикрывались женщинами и детьми. Мне рассказывали, что так было в других частях, но не в нашем случае. Во время последнего захвата приехала самооборона, затем местные, затем — казаки. Во время захвата «зеленые человечки», наоборот, убрали всех гражданских с линии огня. В интернете были фотографии, где «зеленый человечек» вроде бы прикрывается мужчиной и женщиной. Нет, этого не было — «зеленый человек» в тот момент уводил их из линии огня. Вывели народ — потом начали штурм. При штурме очень много было гражданского населения. Их хоть и вывели из линии огня, но, они там были, в стороне. Могли пострадать. Очень важно было в этом противостоянии избежать жертв. Это понимали и мы, и они.

Юлия Валерьевича в части любят. Он добрый, мягкий, не зловредный. Он для себя принял решение стоять, и один выскакивал с автоматом против машин с боевиками. Люди это увидели и пошли за ним. Полк встал за него. Когда был захват и начали стрелять — человек 50 побежало закрывать командира. Он не смог пробиться, потому что его не пустили, закрыли собой. Не каждого человека в этой жизни закроют собой от пуль своими спинами при опасности. Теперь я это понимаю.

Я не могу сказать, сколько дней Юлий был в плену. По моим подсчетам пять, а он говорит, что всего три. Мы потерялись во времени. 28 февраля для нас время остановилось. Только вот сегодня начали как-то оттаивать, смотреть на часы, интересоваться какой день недели. Юлий был на гауптвахте в Севастополе. Страшно было. Мы понимали отношение русской стороны к нам. Они пытались перетянуть его на свою сторону, обещали золотые горы. Но вели себя достойно, на офицерском уровне, как офицеры с офицером. Они не применяли каких-то низких методик.

Когда Юлия держали в плену — моя задача была вывезти его людей. На тот момент я была для народа залогом того, что командир их не бросил. Я, хоть и гражданский человек, но выехала последней. Потом уже, находясь здесь, я ему позвонила. Такой радости не слышала уже давно. Я ему тогда сказала: «Твой полк в полном составе благополучно доставлен в Николаев». Он заплакал, только и смог сказать: «Да ты что...».

С эвакуацией помогли журналисты и активисты. Нельзя сказать, что Министерство ничем не помогло. Главнокомандующий воздушными силами и министр постоянно были на телефоне, поддерживал советами, помогали как мог. Были проблемы с транспортом и с бензином. Помог парень из Симферополя, у которого своя транспортная фирма. Когда журналисты начали сообщать, что у нас проблемы с выездом, он приехал и согласился нам помочь. Сказал: «Любые проблемы по Крыму я готов решать». Мы у него вызываем уважение.

30% из тех, которые приехали с нами в Николаев — коренные россияне. Просто когда распался Союз, они приняли присягу и остались в Крыму. Сейчас приехали в Украину. С нами приехало много коренных севастопольцев. Все побросали и приехали за нами. Мы сами в это не поверили. Просто отъезжали вечером, в суматохе, садились в автобусы, писали какие-то списки. Когда мы начали в Николаеве выходить из автобусов — я была сама удивлена. Видя коренных севастопольцев.

Когда уезжали — многие из тех, кто оставался, пришли в парадной форме и плакали. Мне говорили: спасибо товарищу Путину, что лишил нас Родины. Мы не обвиняем людей которые приняли другую сторону. Есть всего небольшой процент людей, которые предали. Вот это самое жуткое. Остальные остались по своим обстоятельствам. Эти ребята стояли с нами на штурме до конца. Они свои своим телом защищали флаг, не давая его снять, они боролись и стояли рядом с нами. Но обстоятельства сильнее. Например, есть человек — мама и отец инвалиды, он единственный сын в семье. Он не может уехать. Это и есть обстоятельства. Осуждать этих людей нельзя. Эти люди приходили попрощаться. Кто-то будет дальше служить, кто-то из них — уволится. Сегодня мне позвонили пять человек из тех, которые остались. Два дня назад они сказали: «Нет, мы, наверное, останемся». А сегодня звонят и говорят: «Мы таки за вас и скоро приедем».

Я видела выступление экс-министра Тенюха, когда он общался с заместителем командира керчинской части Никифоровым. Нельзя так поступать с людьми. Это все люди — и они со своей честью, со своим достоинством, со своей совестью и гордостью. Он об Тенюх забыл. Как жене командира части, мне в тот момент хотелось пригласить господина Тенюха к нам. Просто побыть в нашей шкуре. Очень легко делать такие заявления, сидя на диване в Киеве.

Как жена военного могу сказать — Крым бы русские не взяли. Было бы достаточно той армии, которая была в Крыму. Это 22 тысячи человек элитной армии. Надежные, преданные, обученные люди.

Должность Министра обороны мужу не предлагали — это народ шумит. По поводу звания «Герой Украины», должности командующего национальной гвардией — это все слова. Мы не за это там стояли. Это просто народ проявляет такую позицию и выражает свою поддержку. Самым важным для нас в Крыму была народная поддержка. Она пошла как-то волной. Мы поняли зачем, и для кого мы это делаем. Если бы не поддержка народа — мы оказались бы в безвыходном положении.

Полковник Мамчур ничего не оставил в Крыму. Друзья, связи, домашнее имущество — все уехало с ним. Остались только мечты. Севастополь — красивый город, мы его полюбили, хотели остаться там на пенсии, мирно жить. Юлий ведь собирался вскоре уходить на пенсию. Так что, единственное, что осталось — мечты. Но им свойственно меняться.