В четверг, 6 июня, в столичном Доме офицеров впервые выступит признанный классик современной литературы, автор пронзительных историй, которыми зачитывается весь русскоязычный мир, Дина Рубина. В творческом багаже у писательницы более 50 книг, среди которых – «Синдром Петрушки», «Адам и Мирьям», экранизированные произведения «На Верхней Масловке» ,«Двойная фамилия», «Любка». Рубина уже четверть века живет в Израиле и практически не дает интервью, но для «Взгляда» сделала исключение.
– Дина Ильинична, в «Синдроме Петрушки» вы прекрасно передаете «львовское настроение». А что связывает вас с Киевом? Это – ваш первый литературный визит в столицу Украины. Волнуетесь перед встречей с читателями?
– Ну, «киевское настроение» у меня есть в первом романе трилогии «Почерк Леонардо». Там детство героини проходит в Киеве. Нет, я не жила ни в Киеве, ни во Львове. Для того, чтобы проникнуть в город «с художественной стороны», у меня есть свои секретные отмычки, свои фомки. Насчет того, волнуюсь ли перед встречей с читателями... Знаете, я выступаю много лет, это моя вторая профессия, я ею много лет зарабатывала на жизнь. У меня колоссальный опыт выступлений. Это, скорее, не волнение, а интерес. Мне приходит много писем от жителей Украины, и я знаю, что это люди читающие. Надеюсь, что в зале как раз и окажутся мои читатели. А с ними мне всегда хорошо и спокойно.
– Когда читаешь ваши книги, создается впечатление, что жизнь их автора – фейерверк фатальных встреч и событий. У вас действительно талант притягивать нестандартные, абсурдные ситуации или это дар замечать то, чего не видят другие ?
– И то, и другое. Вернее, ни то и не другое. Автор любого художественного произведения – это совсем другое лицо, чем «авторское я» романа, повести, рассказа. Умение строить фабулу – один из важнейших талантов пишущего человека. Поэтому сам писатель может, как Шекспир, например, прожить всю жизнь на одном месте и ровным счетом не испытать в своей скучной жизни ничего интересного, но при этом описывать фантастические, умопомрачительные ситуации, при этом пользуясь местоимением «я». В этом тоже нет ничего особо выдающегося или выходящего за рамки нормальной писательской работы.
– Есть ли в мире страна, которая могла бы еще вдохновить Дину Рубину на написание столь ироничных произведений, кроме Израиля?
– Я полагаю – любая страна, в которой я волею судеб прожила бы дольше, чем месяц. Это зависит не от страны, а от меня. Иными словами: если у автора «встроено» это чувство смешного, острого, трагикомического, то он везде найдет ему применение. Даже в какой-нибудь Норвегии. Если его нет, то и с Марса он станет писать скучнейшие депеши.
– Невозможно без слез читать ваши истории о людях, попавших в жернова Второй мировой. Как вы думаете, насколько близок мир сегодняшний к повторению ужасов 70-летней давности?
– Гляньте вокруг. Ужасы сопровождают человека с его рождения. Возможно, не в таких масштабных глобальных размерах, но все-таки. Вот в Сирии более двух лет продолжается бойня, в которой погибло много тысяч человек. Совсем недавно в одной из африканских стран одно племя полностью уничтожило другое. Уверяю вас, если хороший писатель взялся бы описать одну крошечную историю какого-нибудь такого случайно погибшего мальчика, вы тоже плакали бы. Задача литературы – наставлять на трагедию увеличительное стекло, приближать ваши глаза к глазам героев. А то, что жизнь всегда гнусна, – так разве это ново?
– В одном из интервью вы признались, что не дали себя закабалить. А ведь это сложно, тем более, когда в семье – два творческих человека (муж Дины Рубиной – известный художник, Борис Карафелов. – «Взгляд»). Какой совет вы могли бы дать женщинам, которые хотят жить в счастливой семье и при этом состояться как творческие личности?
– Да просто жить и делать свое дело. Если ты спокойно живешь, как считаешь нужным, то тебя уважают. Советы тут не помогают, не работают. Это опять-таки « встроенное чувство», с которым рождаются, – чувство достоинства талантливого свободного человека. Оно либо есть, либо его нет. И тогда тебя любой слабак в бараний рог свернет.
– В одном из рассказов вы пишете о том, как ваш сын «помогал» расширить читательскую аудиторию, продавая ваши книги в израильских автобусах с подписью «Жылаю щастья, афтор». Интересуются ли сейчас ваши дети творчеством своей знаменитой мамы? Говорит ли внучка по-русски?
– Нет, детей я интересую исключительно с домашней стороны. То есть, они понимают, что мать – человек известный, но это знание как бы относится к посторонней стороне их жизни. Дочь читает на иврите и на английском. По-русски говорит, и даже со своей малышкой – они решили в семье, чтобы ребенок знал два языка. И та уже лепечет. Я ей всегда включаю в машине Моцарта. Она обожает «Турецкое рондо». Обратите внимание – ребенку полтора года. Позавчера едем из садика, я забыла включить музыку. И она мне талдычит «Мотя, Мотя!» Что за Мотя, думаю! Оказывается, ребенок требует Моцарта. Уже неплохо.
- Как сложилась судьба главного героя рассказа «Альт перелетный»? По- прежнему ли этот музыкальный инструмент находится в вашей семье? Удается ли ему «выбираться на гастроли»?
- Нет, альт все же остался у сестры в Бостоне. Взамен она прислала мне такую особенную скрипку: виолу д'Амур. Висит у меня на стене, очень красивая. Я люблю, чтобы на стене висел музыкальный инструмент. Такое несбывшееся творчество, непройденная дорожка, поучительная.
– Когда читатели встретятся с героями вашего нового романа «Русская канарейка», который уже окрестили детективным?
– Это семейная сага с элементами триллера. Первый том уже закончен, сейчас приступила к работе над вторым томом. Двигается работа тяжело, нужно раскопать такие залежи материалов на столь разнообразные темы, что голова пухнет. Надеюсь, за год добью.
