Двадцать с лишним лет назад его побег в Канаду активно обсуждали и осуждали во всем СССР. Александр Годынюк стал третьим хоккеистом, который покинул Советский Союз ради сильнейшей хоккейной лиги мира. А еще — первым украинцем, который играл в НХЛ. За семь сезонов за океаном Годынюк сменил пять клубов, а затем доигрывал в Европе. Тренерскую карьеру он начал в США, а шесть лет назад вернулся в Киев и сейчас тренирует «Сокол». В разговоре по душам Александр, которого признавали лучшим молодым защитником Европы и мира, рассказал всю правду о своем побеге из Киева и о кулачных боях на льду в НХЛ.
— Александр, что заставило одного из самых талантливых игроков мира сбежать в Канаду?
— Мне просто не оставили другого выбора. На молодежном чемпионате мира 1989 года я был признан лучшим защитником турнира. У нас тогда по-настоящему звездная команда была — я играл в одной пятерке с Могильным, Федоровым, Буре и Зубовым. Летом меня задрафтовало канадское «Торонто». Система драфтов — традиционная и давно отлаженная процедура в НХЛ. Клубам, которые послабее, предоставляется «право первой ночи» — они имеют возможность первыми привлечь в свои ряды перспективных хоккеистов. «Торонто» выбрало меня. Я был на седьмом небе от счастья. Но руководство «Сокола» было не в восторге, а главный тренер команды Анатолий Богданов расставаться со мной не хотел.
— И вы решили уйти из «Сокола» по-английски, не прощаясь?
— В ноябре 1990-го я получил травму, которая поставила знак вопроса на моей дальнейшей карьере. Виталий Шевченко, который был тогда моим агентом, сумел уговорить меня на побег. В разработке плана моей переправки в Канаду участвовало и «Торонто». Мне сделали туристическую визу в Польшу, куда я отправился на поезде. На границе при обходе таможенников у меня затряслись коленки — боялся, что сейчас меня возьмут под ручки и отведут куда надо. Но до ареста дело не дошло. Добрался в Варшаву, где мне оперативно сделали визу в Югославию — Польша ведь тогда тоже в соцлагере была, и оттуда улететь в Канаду было непросто. Пока мне делали визу, я отсиживался в одном из отелей Варшавы. Глубже вздохнул только в Белграде, где мне быстро оформили канадскую визу. Так и улетел. Помню, первым, кого узнал в аэропорту Торонто, был Горди Хоу с супругой. Горди — настоящая легенда канадского хоккея. Я посчитал это хорошим знаком.
— Слышал, что «Сокол» не хотел отпускать вас, потому что «Торонто» не желало платить деньги за ваш переход. Так и было?
— Всех нюансов я не знаю. Но через полтора месяца после моего приезда в Канаду в главном офисе «Торонто» мне продемонстрировали документ, подтверждающий денежный перевод «Соколу». За мой трансфер было заплачено $120 тыс., после чего мне разрешили дебютировать в НХЛ. Я к тому времени уже практически восстановился после полученной в «Соколе» травмы, отыграл несколько игр за фарм-клуб «Торонто». Вскоре дебютировал в основном составе команды. Одноклубники мой дебют отметили по-своему — налетели на меня со всех сторон, скрутили и насильно подстригли. Тогда в НХЛ царили жесткие порядки.
— На льду в НХЛ когда впервые подрались?
— Как начал играть, так сразу и подрался. Применил силовой прием против нападающего «Чикаго». Ехал уже сменяться к скамейке своей команды, смотрю, у моих партнеров лица вытянулись, они мне что-то начали кричать и показывать руками мне за спину. Обернулся — смотрю, на меня, как лось, прет штатный тафгай (в НХЛ так именуют игроков, которые являются чем-то вроде телохранителей звездных хоккеистов. Часто их еще называют «полицейскими». — «Взгляд») «Чикаго» Майк Пелусо. Он был одним из сильнейших «полицейских» в лиге...
— Крепко досталось?
— Может быть, мне повезло, но я нокаутировал Пелусо с первого удара. Помню его удивленное лицо, когда партнеры поднимали Майка со льда. Впрочем, не все рукопашные бои на льду заканчивались для меня хеппи-эндом. Помню, когда выступал уже за «Калгари», набирал форму в фарм-клубе. Против меня применили грубейший силовой прием сзади — соперник въехал с разгона, когда я стоял лицом к борту. От удара слетел шлем, и я угодил бровью в борт. Сразу захотелось наказать подлеца. Когда развернулся, кровь уже начала заливать глаза. Меня начало шатать... Пару раз по физиономии я ему все же попал, а что было потом — хоть убей, не помню. Первый раз очнулся в раздевалке, но потом опять потерял сознание. Окончательно пришел в себя уже в клинике, где мне сразу же сделали все необходимые снимки головы и зашили бровь. А потом еще несколько дней лежал на углубленном обследовании.
— Могло ведь кончиться гораздо хуже?
— Да я выбирался и из более серьезных переделок. Помню, как еще на тренировке «Сокола» играли двухсторонку. Я упал на лед, а Олег Синьков, чтобы не наехать на меня, решил мое лицо перепрыгнуть. А я в это время начал вставать, и конек разрезал мне лицо от глаза, полоснул по щеке и порезал часть носа. Боль была сумасшедшая, но сознание не потерял. Меня привезли на скамейку. Когда кровь сошла, стало понятно, что глаз не задет. Наш клубный доктор был хорошим травматологом, но сам зашивать не стал, поехали в больницу. Там наложили полтора десятка швов, но зашили плохо. Когда прошла опухоль, глаз так и остался немного прикрытым. Уже после завершения карьеры пришлось делать пластическую операцию, чтобы исправить ошибки больничного доктора.
