О поиске захоронений, работе в зоне АТО и трудностях поисковой работы «Взгляд» расспросил у руководителя организации Ярослава Жилкина.
— Ярослав, чем занималась Ваша организация до АТО?
— Мы искали по всей Украине места битв первой и второй мировой войны, откапывали останки пропавших без вести воинов, идентифицировали их, проводили перезахоронения. Наша организация относительно молодая. Создана только в 2011 году. Основана она была по инициативе днепропетровской областной организации «Поиск. Днепр», в нее вошло 22 поисковых организации со всей Украины.
— Как так получилось, что вместо двух мировых войн пришлось заниматься совсем свежими захоронениями?
— Когда только начиналась АТО, в апреле, мы между собой грустно шутили, что вскоре эти события добавят нам работы. Так оно и вышло. Потери украинской армии колоссальные в этой войне. Поэтому пришлось подключиться. Ведь тела украинских военных просто лежат в полях, в братских могилах, многие числятся без вести пропавшими. Родственники до последнего надеются, что их близкие живы. Любой здравомыслящий человек понимает, что вот-вот начнутся осенние дожди, дальше заморозки, а в полях и лесополосах обитают животные. Поэтому с сентября мы решили подключиться и насколько это возможно по максимуму эксгумировать тела погибших солдат. К нам обратился национальный военно-исторический музей и представители Минобороны. И мы решили использовать этот шанс, чтобы вывезти тела погибших.
— Откуда уверенность, что это именно украинские военные, а не представители другой стороны?
— Во-первых, перед работой мы стараемся собрать максимальную информацию о месте раскопок — причем с обеих сторон и от местных также. Во-вторых, полной 100% уверенности в том, кому принадлежат тела у нас нет. Люди одеты кто во что горазд. Мы откапываем трупы и передаем представителям Минобороны — уже они идентифицируют, узнают кто погибший, откуда он. К слову, очень плохо, что у солдат украинской армии нет личных жетонов. За все время работы нам попался всего один жетон с личными данными солдата.
— Скольких погибших удалось отыскать?
— На сегодня 155 тел. С каждым днем это число увеличивается. Кроме того, некоторые останки людей мы находим фрагментарно. Извините за подробности — есть, например, рука или нога. Поэтому количество пока очень приблизительно.
— Какова процедура работы с найденным телом?
— Упаковываем в специальные мешки, везем в тыл, передаем представителям Минобороны. На этом наша работа заканчивается. В тылу уже их идентифицируют эксперты. Часть людей, как нам сообщили, уже успели опознать. В наш киевский офис приезжали родственники, даже благодарили. Обычно, когда тебя благодарят — всегда приятные чувства. Но как-то не в этом случае... Даже не знаю, как описать свои чувства. Вчера был человек, со своей судьбой, со своей жизнью. Вот его родственники, а сегодня ты откапываешь его под пулями, рискуя... И эти сами родственники, убитые горем, у которых ты забрал надежду, приходят с благодарностью.
Очень плохо, что у солдат украинской армии нет личных жетонов. За все время работы нам попался всего один жетон с личными данными солдата
— А где сейчас проводите раскопки?
— Сейчас работаем в районе Иловайска и Саур-Могилы. Работы, сами понимаете, хватает.
— Как работается в зоне АТО, ведь там идут боевые действия?
— Конечно, тяжело. Благо, что нам удалось договориться с обеими сторонами конфликта. С украинской стороны — с представителями Минобороны, с другой стороны — с представителями ДНР. Убедили и тех, и других, что мы вне политики, просто хотим забрать тела, ведь каждого бойца дома ждут, даже после смерти — у кого-то до последнего есть надежда, кто-то хочет похоронить близкого человека на кладбище возле бабушки или дедушки и приходить на могилу. Все мы люди и все это понимаем — с какой бы стороны конфликта кто не находился. Так что препятствий нет никаких.
— А сколько человек заняты на раскопках в зоне АТО?
— Всего 37 человек. Но мы постоянно проводим ротации. Людям психологически тяжело. Одно дело находить останки воинов, погибших во второй мировой войне. Это тоже, поверьте, не сахар. А другое дело вскрывать свежие могилы.
— Как заботитесь о безопасности людей в зоне АТО?
— Безопасность превыше всего. Если есть возможность ведения боевых действия на месте раскопок или малейший намек на заминирование — мы работать не будем. Самое главное условие для нас — это заверения обеих сторон, что людям ничто не угрожает. Пока все проходит гладко — стороны держат свои обещание, мы работаем в безопасных местах.
— А не боитесь во время раскопок и поисков мест захоронений попасть на растяжку?
— Боимся. Не боится только дурак. Но поисковики люди бывалые — имеют опыт. Очень часто и ранее при раскопках мы находили снаряды времен ВОВ. Так что все парни имеют представление о взрывчатых веществах, о том, как они выглядят, как с ними нужно обращаться. Плюс в каждой группе есть сапер на такой случай. Часто ситуация меняется в нашу пользу. Вчера поле было заминировано, например, а сегодня там работают саперы одной из сторон, уже идет процесс разминирования.
— Все ли поисковики выдерживают психологически?
- Не все — были у наших людей срывы. Работы сколько, что мы просто не успеваем все обдумать, переварить. А когда приезжаем домой — тут, конечно, можно и с психологом поговорить. Я лично могу после всего увиденного выпить малость водки от стресса.
— Что больше всего удивляет Вас, как бывалого поисковика?
— Брошенные и никому не нужные трупы. Я знаю на примере других государств, как они ищут своих граждан, как бережно ухаживают за могилками погибших воинов, ведут годами работу по исправлению ошибок — той же второй и первой мировой войны, пытаются даже через столетия найти тех, кто когда-то пропал без вести. У нашего государства я таких усилий не замечаю. Время в этом случае работает против нас. А государство пока не осознало проблему. Так что у нас уникальная ситуация — работы для поисковиков много, но нет ни механизмов ни программы. Мы единственные, кто знает как нужно работать.
— Ранее при раскопках необходимо было достать массу документов и разрешений, чтобы проводить раскопки. Как с этим сейчас?
— В такой ситуации и таком хаосе нам просто не до бумажной волокиты. Работаем пока по устной договоренности.
МНЕНИЕ: Преждевременные раскопки могут скрыть следы преступлений
Чтобы начать поисковые работы необходимо разрешение Межведомственной комиссии по вопросам жертв воен и политических репрессий. Комиссия выдает разрешения на эксгумацию и перезахоронение остатков тел. Без разрешения комиссии такие действия незаконны.
Не все поисковики согласны с тем, что в зоне АТО можно проводить раскопки.
— Это не останки тел, которым 70 лет — это свежие трупы. Поисковики вскрывают могилы — там может быть и чума и холера, — рассказал нам поисковик со стажем Александр, попросив не называть его фамилию. — Поэтому такие раскопки должны проводить специалисты, в специальных средствах химической защиты.
Кроме того, никто еще не сделал окончательного вывода по ситуации на Донбассе.
Самое главное условие для нас — это заверения обеих сторон, что людям ничто не угрожает. Пока все проходит гладко — стороны держат свои обещание, мы работаем в безопасных местах
— Это может впоследствии оказаться территорией, где совершался геноцид, а сами захоронения могут оказаться криминальными. — Поделился Александр. — Ведь погибших на лбу не написано — ДНРовцы они или украинские солдаты, может их поставили всех к яме и расстреляли в затылок? Это криминальное захоронение. И вскрывать такое место необходимо с представителями военной прокуратуры, судмедэкспертами, наблюдателями от Красного Креста и ОБСЕ. Таков закон.
К тому же поисковики здорово рискуют — их могут обвинить в припрятывании трупов одной из сторон или шпионаже в пользуодной стороны.
Но в условиях войны, закон, похоже, малоэффективен. С одной стороны у поисковиков суровый закон — а он не обращает внимания на человеческое горе, а с другой — тысячи украинских семей, в которые уже пришло это самое горе и которые ждут. А время всегда играет против.
